— Он-то, конечно, воздаст… Вопрос когда.
— То-то и оно, — горько усмехнулся Назгул. — Но дело совсем не в этом, а в том, что мы здесь чужие.
— Чужие? А может, лишние?
— Нет, просто чужие. Нам дико все, что для них нормально, и наоборот. Не знаю, человеческие ли у нас души. Я в этом не уверен…
— Ну наконец-то! — всплеснул руками Баффа. — Допер! И двадцати лет не прошло! Я тебе об этом твердил еще в середине девяностых, а ты только фыркал и отмахивался.
— Не хотелось в таком себе признаваться. Еще лелеял иллюзии, что мы можем оказаться не чужими. Но время все расставило на свои места. Мы и цивилы — это две параллельные разумные расы, не способные принять и даже осознать ценности друг друга.
— Ты не прав, дружище. Мы-то их убогие ценности понять способны. Зато принять — нет.
— Но при этом они утверждают, что мы не способны работать, что-то создавать, что мы просто ленивые неудачники.
— Да на все мы способны! Нам просто тошно от того, как они жрут друг друга. От их уверенности, что так и надо. От их самодовольства. От нежелания думать. Мы так не хотим и не можем! И, в отличие от них, понимаем, что можно иначе. Только к этому нужно приложить усилия, которых они прикладывать не хотят, предпочитая продолжать жрать других.
— Не все из цивилов такие, — возразил Назгул.
— Понятно, не все! — отмахнулся Баффа. — Но даже лучшие из них не понимают, что в мире хищников просто нельзя жить, и принимают его законы и правила. Мы же не принимаем! И не хотим принимать!
— Не не хотим, а не можем. Потому и говорю, что мы здесь чужие. Вот я, как ты знаешь, работаю в прокуратуре. Занимаюсь своим делом, стараюсь оградить детей от всякой сволочи. Но при этом отстраняюсь от всего, что не касается дела. Я не обсуждаю с коллегами никаких нерабочих вопросов, мне это просто неинтересно, мне не о чем с ними говорить. Футбол, машины и прочая чушь? Спасибо, не надо. Я лучше вечером пойду на какое-нибудь сборище наших и там всласть наговорюсь с теми, кого понимаю. Кто такой же сумасшедший, как я сам.
— Ты уверен, что в твоей конторе не знают, кто ты есть? — скептически посмотрел на друга старый байкер.
— Может, и знают, — пожал плечами прокурор. — Но знаешь, пока они не мешают мне жить, мне до этого дела нет. Скажи мне лучше, почему ты почти все время дома сидишь? Разве мало в Москве наших?
— Хватает, — понурился Баффа. — Но даже возможность сходить на тусовку часто упирается в деньги… Точнее, в их полное отсутствие.
— Ты прав, — со вздохом согласился Назгул. — Мало кому из наших удается найти свою нишу, позволяющую зарабатывать на жизнь и при этом как можно меньше сталкиваться с цивилами. Жаль, что ты не изучил системное администрирование. Многие из наших сидят админами, и никто их не трогает. Возможно, я и тебя смог бы пристроить.
— Ну не даются мне компьютеры! — развел руками Баффа. — Не дружу я с ними.
— Да знаю…
— Мне бы в какой группе на барабанах стучать, да вот никак не везет. Последняя группа, в которой играл, распалась, новой найти не могу. Барабанщиков хватает, к тому же куда моложе и талантливей меня.
Баффа немного помолчал, затем спохватился:
— Нам же на концерт пора!
Он встал и скептическим взглядом окинул друга.
— Это ты в таком виде на металл-концерт собираешься? Может, еще удавку свою опять напялишь? Да и пушка…
— Так нет ничего другого, — вздохнул Назгул. — Может ты чего подкинешь?
— Найдем, — пробурчал Баффа и скрылся в комнате.
Вскоре он вернулся, держа в руках футболку с символикой «Металлики», кожаную бандану и старую истертую косуху.
— Я ж в этой футболке утону, — попытался было отказаться Назгул.
— Не утонешь. Все лучше, чем твой паршивый цивильный прикид.
— Ладно, черт с тобой. Как поедем?
— На байке, как же еще?
Назгул скривился — он терпеть не мог ездить на мотоцикле с этим безумным каскадером. Впрочем, мало кто вообще рисковал садиться позади Баффы — слишком сильные ощущения. Но, как ни странно, он не разу не бился, выпутываясь из таких дорожных ситуаций, из которых, казалось бы, выпутаться невозможно.
Натянув футболку, Назгул полюбовался на себя в зеркало и скептически хмыкнул. Зрелище еще то. Бандана с черепом, цивильные наглаженные брюки и начищенные до блеска туфли, а сверху — футболка металлиста. Впрочем, плевать, сойдет. Пистолет пришлось оставить, спрятав его в портфель, а сам портфель засунув под старые тряпки в спальне.
Они спустились вниз. Мотоцикл, лично собранный Баффой лет пять назад из запчастей, раздобытых правдами и неправдами, дожидался в гараже через дорогу, где располагался небольшой гаражный кооператив. Не прошло и десяти минут, как байк сорвался с места, вклинился между машинами и понесся по проспекту. Назгул подставил лицо встречному ветру, приоткрыв стекло шлема, и рассмеялся. Завтра его ждало возвращение в цивильный мир и новое дело, но это завтра. А сегодня он собирался оторваться по полной.
…Но смех за спиною у нас -
так чужих и немилых везде,-
Совсем небольшая цена
за целительный хмель для сердец,
За сказки для взрослых детей,
за возможность шагнуть за порог.
Мы — дети дверей и дорог,
искатели вечных путей.
Мистардэн
Ниночка разложила на учительском столе стопку тетрадей, журнал, письменные принадлежности, после чего поздоровалась с детьми. Каждый раз, давая урок в этом классе, она тихо радовалась. Эти дети были невероятны, чудесны, совершенно непохожи на других. Их ясные, чистые глаза горели непосредственным интересом, они явно ждали, чем еще удивит их любимая учительница географии. И Ниночка изо всех сил старалась не разочаровывать их, порой часами сидела в Интернете, выискивая интересные факты, которые можно использовать на уроке. Впрочем, это были уже не уроки, а живые беседы, где учительница с учениками участвовали на равных. Почти на равных — каждый раз поправляла себя Ниночка, осознавая, что ей до этих детей далеко.