Он опустил голову и добавил:
— Мало того, почти треть зала тоже оказалась пуста…
— Господи, смилуйся… — в отчаянии простонал Новицкий. — За что Ты так?!.
— И это еще не все, — хмуро посмотрел на него Краснов. — Придя утром на службу, я потребовал доставить мне сводки по всем городам России. Я имею в виду сводки по исчезнувшим музыкантам, даже по малоизвестным. Так вот, за вчерашний день ушли в серебряный туман больше четырехсот человек. И это продолжается. Два часа назад томский симфонический оркестр сыграл реквием Моцарта и после этого исчез почти в полном составе, оставив только дирижера и двух скрипачей. Я передал в томский ФСБ приказ допросить этих троих.
— Не только их самих, но и все их окружение, — насторожился полковник. — У нас появилась возможность понять критерии отбора уходящих. У меня есть подозрение, что оставшиеся — морально нечистоплотные люди, потому их и не взяли.
— Иначе говоря, моральные уроды, — криво усмехнулся капитан.
— В общем, да, но не стоит об этом, — вздохнул Новицкий. — Поговорить бы с кем-то из уходящих, чтобы хоть что-то понять…
— У нас есть такая возможность, — неожиданно сообщил Краснов.
— Что ты имеешь в виду? — резко выпрямился полковник.
— В подземном переходе в квартале от нас сейчас поет паренек, бросив на пол открытый футляр от гитары. Я обратил на него внимание, когда ходил на обед. И каким-то образом понял, что этот паренек на грани ухода. Сергей Иванович, я не знаю как это ощутил, но ручаюсь, что прав. Что-то внутри меня уверено в этом…
— Пошли! — быстро вскочил Новицкий. — Надеюсь, успеем.
Они поспешили покинуть кабинет, скатились по лестнице на первый этаж и, покинув контору, буквально за несколько минут проскочили квартал и спустились в подземный переход. Краснов не ошибся — там действительно стоял парнишка лет двадцати, с длинными немытыми волосами, в старой, потертой джинсовой куртке. Он что-то наигрывал, мелодия плыла по переходу, но мало кто обращал на нее внимание — у людей хватало своих забот.
Полковник подошел вплотную к музыканту и посмотрел ему в глаза. Там то и дело вспыхивали серебряные искры. И Новицкий осознал, что капитан был прав — этот парень действительно вот-вот уйдет, он уже не здесь, он просто прощается с этим миром. Полковник достал из кошелька пятитысячную купюру и бросил ее в гитарный футляр, однако музыкант не обратил на это никакого внимания, продолжая играть. Мелодия нарастала, становилась тревожной и зовущей куда-то. А куда? Хотелось бы Новицкому это понять. А ведь гитарист сейчас уйдет…
— Погодите! — буквально взмолился он. — Не уходите еще! Неужели вы не понимает, что творите?! Мы же живые! Не бросайте нас…
— А вы уверены, что живые? — Музыкант повернул голову, его глаза стали уже полностью серебряными. — Я — нет. И вы сами решили стать такими, какие есть. Сами! Так и отвечайте за все сами, я вам не судья, я просто не хочу быть с вами.
Он посмотрел на Краснова, как-то странно улыбнулся и сказал:
— А с тобой, истинный воин, мы еще встретимся, ТАМ встретимся.
Музыкант показал рукой куда-то в сторону.
— Ну объясните хотя бы, что происходит! — чуть не взвыл Новицкий.
— Это не моя задача, — с доброй улыбкой ответил парень. — Пусть воин тебе объяснит перед уходом, он уже почти понял. А потом к вам придут.
Его пальцы пробежались по струнам, которые были уже не струнами, а походили, скорее, на лучи света. Мелодия набрала силу, покрыла собой все вокруг, заставила всех проходивших мимо людей замереть на месте и вспомнить все лучшее, что было в их жизни. Последний аккорд — и музыканта скрыл серебряный туман. А затем развеялся. Гитарист ушел.
Новицкий беспомощно повернулся к Краснову и оторопел. В глазах того плескались стального оттенка волны, он как-то непонятно улыбался, словно видел нечто недоступное другим.
— Саша, что с тобой?! — встревоженно выдохнул полковник.
— Все в порядке, Сергей Иванович. — Голос капитана был звучен, в нем как будто грохотали отзвуки грома. — Теперь — точно все в порядке. Теперь я знаю.
— Что ты знаешь?! — рванулся к нему Новицкий. — Что?!
— Какой же мрази мы служим… И как мы все просрали… Нет у этого мира будущего, поймите, Сергей Иванович. Он уже мертв. Купи-продайчики убили все, а прежде всего, души — и свои, и чужие. Как знаете, честь для меня не пустой звук.
— Знаю, Саша… — подтвердил полковник. — Я тоже старался жить по чести, но не всегда получалось. Но ты так и не объяснил, что с тобой?
— Ничего, я просто ухожу… — широко улыбнулся Краснов, в его льдисто-стальных глазах горела детская, шальная радость. — Ухожу туда, где еще ценятся честь и верность слову, где можно служить не подонкам, где у власти те, кому служить не зазорно.
— И ты?.. — невольно отступил на шаг Новицкий, на его лице проступила боль.
— И я, — подтвердил Краснов. — Скоро уйдут все воины чести. Знаете, Сергей Иванович, у вас тоже есть шанс. Больше ничего не могу сказать. Простите, но сейчас вы просто не поймете. Надеюсь, свидимся!
Он помахал рукой и ступил в возникшую позади светло-голубую дымку.
— Постой! — ринулся за ним полковник, но наткнулся на стену.
«Тебе еще рано…» — раздался в голове чей-то безличный голос.
Новицкий растерянно смотрел на место, где только что стоял Саша Краснов, которого он знал с ранней юности. И понимал, что раз такие, как Саша, уходят, то здесь действительно все кончено.
Другим, конечно, не скажу.
К чему вселять в друзей тревогу?