— Скорее, их звали, но они не услышали, — возразила белобрысая и процитировала. — «Они сами завязали себе глаза. Они сами заткнули себе уши».
— Все равно жаль, — понурился крепыш. — Сколько вместе пройдено было, а потом… — Он обреченно махнул рукой. — Тор, например, даже говорить о нашем не хочет, он теперь Александр Васильевич, уважаемый коммерческий директор… Тьфу!
— Он сам выбрал, — безразлично пожала плечами полноватая мрачная шатенка.
— Грустно все это… — сказал кто-то еще.
— Каждый отвечает сам, — оторвавшись от пива, пробурчал живчик.
— Ты еще скажи, что «каждый выбирает по себе», — вспомнил слова старой песни крепыш.
— И скажу! Это именно так. И не хрен пенять на обстоятельства! Сам выбрал — сам и виноват. Все, точка, конец цитаты!
В этот момент в кафе ввалилась «конкретная» компания коротко стриженых, громко хохочущих молодых людей.
— Приперлись, гопники паскудные… — скривился крепыш. — Последние минуты спокойно не посидеть…
— А не хрен ли с ними? — зло усмехнулась черноволосая. — Давайте лучше прямо отсюда свалим, а? Пусть поглядят!
— Может, поквитаемся напоследок? — предложил очкарик.
— Зачем?.. — укоризненно посмотрела на него белобрысая. — Они и так уже наказаны, страшнее не накажешь. Ты только подумай — их лишили надежды на что-либо вообще! Они этого еще не осознают, но вскоре…
Она зловеще оскалилась и добавила:
— Так что уходим. Мы здесь просто лишние!
— Официантка, счет! — повернулся в стойке бара крепыш.
Ролевики вывернули карманы и побросали на стол все свои, уже не нужные им деньги. Затем дружно встали, каждый поднял сжатую в кулак правую руку вверх. И мгновенно изменились, словно выпрямились, сбрасывая с себя груз лет и безнадежности. Между их кулаками возникло золотистое сияние, распространяясь с каждым мгновением все больше, охватывая их собой. Из ниоткуда раздалась нечеловеческая, завораживающая музыка. Работники и посетители кафе в недоумении и страхе уставились на происходящее, ничего не понимая.
— Эй, вы чо там? — тупо выдавил один из гопников. — Охренели, бля?.. Ща мозги вправим…
— Себе вправляйте! — брезгливо бросил кто-то из ролевиков. — Оставайтесь и варитесь в своем дерьме! А мы уходим туда, куда никого из вас никогда не пустят! Счастливо оставаться!
С этими словами каждый ролевик сделал шаг вперед и растворился в золотом тумане, оставив после себя звенящую тишину. Туман тут же рассеялся. Потрясенное молчание упало на кафе. Даже гопники с раскрытыми ртами смотрели на место, где только что стояли неформалы.
Идти — не дойти, и петь — не допеть
На лютом ветру, на последнем пределе.
Все лишнее прочь, ты обязан успеть
Зажечь свой огонь в самом сердце метели.
Ты легче, чем пух, ты прозрачен, как звук,
Не знает никто, где сегодня ты бродишь,
И голос струны оживает в тепле твоих рук,
И поет бесконечные гимны свободе.
Странники, эхо миров,
Летящие в воздухе искры небесных костров.
Шмендра
Полковник Новицкий сидел за своим столом и хмуро смотрел на опустевшую рюмку — привычное средство не помогало расслабиться. Да и о каком расслаблении речь, когда творится такое? Когда все висит на волоске? Начальство трясло его как грушу, требуя хотя какого-нибудь результата, а он ничего не мог сделать, хуже того — почти ничего не понимал. Неформалы по-прежнему выскальзывали из пальцев, уходя неизвестно куда. Ни один из исчезнувших не вернулся и не дал о себе знать даже близким.
О том, чтобы поймать Лазарева или кого другого из ключей или замков речи уже не шло — Новицкий успел убедиться, что это попросту невозможно. Попробуйте поймать того, кто способен мгновенно перемещаться куда угодно! А стрелять на поражение нельзя. Полковник вспомнил, что случилось с принцем Фейсалом после убийства ясноглазых, и содрогнулся. Да и патриарх не просил, а умолял ни в коем случае не причинять какого-либо вреда неформалам, говоря, что последствия будут необратимыми.
На память пришел разговор с высшими церковными иерархами, которым о происходящем сообщил Папа Римский. Они, впрочем, и сами о многом догадывались, а кое-что и знали точно. Бегство с Земли всех, кто не принимал «ценности» этого мира, перепугал церковников до смерти, они-то, в отличие от мирских властей, прекрасно понимали, что это означает.
— Господь забирает лучших… — губы Патриарха, когда он произносил эти страшные слова, дрожали. — Мне страшно, но я обязан сказать это вам. Видимо, вскоре грядет Суд… Тот самый Суд…
— А вы где были и что делали?! — с яростью выдохнул Новицкий. — Виллы себе покупали и мерседесы?! Это же ваш долг был — научить людей, что можно, а чего нельзя делать по законам Всевышнего!!!
— Наш… — опустив голову, признал Патриарх. — Мы крепили Церковь, думали, что Бог нас за это простит, а Он не простил…
— И что теперь, всем каюк?! — буквально выплюнул полковник. — Что теперь делать?!!
— Не знаю… Мы сейчас вызвали в столицу не замешанных в наших сварах священников. Из глубинки, не испорченных, не принимавших реалии нашего мира. Они были слишком неудобны своей фанатичной верой, и их ссылали в дальние епархии, чтобы не мешали. Поймите, мне тоже не нравилось происходившее, но я ничего не мог сделать, слишком сильна система, интересы слишком многих были затронуты…
— Попрошу вас все же кое-что мне прояснить, — с огромным трудом взял себя в руки Новицкий. — Почему лучшими считаются те, кто практически ничего не достиг в жизни? Они же даже пользы никакой почти не приносили, эти ч… — он едва не чертыхнулся, — неформалы. Их же очень мало!