Только мы - Страница 12

— Все не так, Назгул, — дотронулся до его локтя какой-то мальчишка лет десяти. — Все намного меньше и намного больше. И неизмеримо сложнее. Просто время пришло.

«Они что, мысли читают? — изумился прокурор. — Хорошо бы, это хоть какое-то преимущество».

Мальчишка слабо улыбнулся, кивнул и исчез в толпе. Назгул поежился и пошел дальше. Внезапно его внимание привлек невысокий черноволосый мужчина с залысинами, несущий под мышкой стопку тетрадей и классный журнал. Чем-то он показался Назгулу знакомым. Он принялся лихорадочно вспоминать, а вспомнив, радостно улыбнулся и перехватил озабоченного учителя.

— Здравствуй, Микки! Давно не виделись.

— Мы знакомы? — деловито пробасил тот, остановившись.

— Назгул Питерский. На «Хишках» виделись.

— Рад тебя видеть! — хлопнул его по плечу Микки. — Как же ты меня узнал через двадцать-то лет?

— Да вот узнал, — развел руками Назгул. — Ты мало изменился.

— Если б ты не подошел, я б тебя точно не узнал. Ты что тут делаешь?

— С инспекцией прислали. Я в прокуратуре служу.

— В прокуратуре? — встревожился Микки. — Нас уже задрали этими инспекциями. Одна за другой! Может хоть ты скажешь, в чем дело?

— Скажу, но не здесь, — помрачнел Назгул. — У тебя есть время потолковать?

— Есть, у меня как раз окно. Пошли в курилку, урок начнется — там никого не будет.

— Пошли.

Как выяснилось, неофициальная курилка располагалась в подвале. В любом другом месте курить в школе было строжайше запрещено. Впрочем, и здесь тоже, но злостные курильщики продолжали дымить, а директор смотрел на это сквозь пальцы — главное, чтобы дети не видели. Кто-то притащил в подвальчик пару колченогих скамеек и ободранную старую тумбочку, на которой стояла играющая роль пепельницы консервная банка. Назгул с Микки достали сигареты, закурили и уставились друг на друга, ожидая, кто первым нарушит молчание.

— Так зачем все эти инспекции? — не выдержал Микки.

— Эти, — указал пальцем вверх Назгул, — узнали о ясноглазых и забеспокоились.

— Суки! — в сердцах хлопнул себя кулаком по колену учитель математики. — Просил же я ребятишек не высовываться…

— Ты думаешь, они способны не высовываться? — горько усмехнулся прокурор. — Они слишком не похожи на обычных детей. Они просто светятся! К тому же, к сожалению, первыми внимание на них обратили не наши, а пиндосы.

— Так в Америке они тоже есть? — прищурился Микки.

— И не только, — кивнул Назгул. — Извини, не имею права говорить, где именно, но есть, и немало.

— Тогда понятно… Но знаешь, думаю, ребятишкам на интерес к ним всяких там структур откровенно плевать. Они расколют все планы этих господ, как раскалывают все мои заковыристые задачи — почти не глядя.

— Твои бы слова, да Богу в уши… Ты забываешь, на что способны эти твари. Чтобы сохранить свою власть и возможность безнаказанно хапать, они могут и перебить ребятишек. Поверь, я в этой кухне разбираюсь лучше тебя. Не зря в прокуратуре, насмотрелся.

Микки нахмурился, задумался, затем как-то странно усмехнулся и сказал:

— Ты, возможно, их кухню и знаешь, зато ты не знаешь, что такое эти дети. Мне почему-то кажется, что ничего им сделать не смогут. Но в одном ты прав: осторожность соблюдать надо.

— Я очень хотел бы, чтобы все было так, как ты думаешь, — вздохнул Назгул. — Я с ясноглазыми впервые столкнулся сегодня. Однако они меня узнали и обрадовались встрече. Сказали, что вскоре я сам многое пойму.

— Они это говорят всем, кто, по их мнению, достоин внимания. С остальными они безукоризненно вежливы, — пояснил Микки, — но и только. Неумных людей просто избегают. Я наблюдаю за детьми с момента появления первого из них. Точнее, их было двое — мальчик и девочка. Раньше они ругались между собой. Мальчик думал только о компьютерных играх, а из девочки однозначно росла манерная стерва. Но когда они пришли с каникул, я увидел нечто потрясающее. Не обычных детей, а каких-то лучистых существ, сияющих Божьим светом. Не знаю, как иначе сказать. Девочке до тех пор ставил тройки по математике только по требованию директора — она вообще ее не знала и знать не хотела. Зато после изменения доказала пару недоказуемых ранее теорем, легко оперируя разделами высшей математики, которую не во всяком университете изучают. Ее вопросы заставляют меня постоянно учиться самому, чтобы не опозориться. Да эти дети все такие. Еще я заметил, что учеба и прочее имеют для них очень малое значение. Они заняты чем-то своим, а чем — я понятия не имею. Порой станут втроем или вчетвером, касаясь кончиков пальцев друг друга, и стоят. Час, два, три. И никто к ним почему-то не рискует подходить. Я пару раз хотел, но что-то не дало мне этого сделать.

— Я уже понял, что перед нами нечто невероятное. Но меня до смерти пугает интерес властей.

— А ты попробуй довериться детям. Они знают и понимают больше нашего.

— Хорошо бы. — Назгул устало потер виски. — Но я все равно боюсь за них. Кстати, после уроков шестой «А» в полном составе будет ждать меня на спортплощадке. Они хотят со мной о чем-то поговорить.

— Поговорить?.. — удивленно вскинулся Микки. — Еще ни разу не случалось, чтобы они проявляли такую инициативу. Хотел бы я услышать, что они тебе скажут…

— Извини, но они хотели видеть только меня.

— Да ясно. У меня уже третий месяц предчувствие, что что-то начинается. Тревога какая-то висит в воздухе. Логика ответа не дает, я просто чувствую.

— Ну, у тебя всегда была хорошая интуиция, по играм помню, — улыбнулся Назгул. — Сколько раз нас о засадах предупреждал. Вот и сейчас не оно ли?